"Бывают тонкие, но широкие листы жести, с помощью которых в небольших театрах обычно имитируют гром. Я представляю себе множество таких листов жести, еще более тонких и гулких, но не сложенных стопкой, как страницы книги, а закрепленных на расстоянии друг от друга.

Я поднимаю тебя и кладу на верхний лист этой мощной конструкции, и под тяжестью твоего тела, он со скрежетом разрывается на две части. Ты падаешь и оказываешься на втором листе, который разлетается с еще большим грохотом. Ты продолжаешь падать — третий, четвертый, пятый лист, и, по мере того как ускоряется падение, все быстрее следуют друг за другом удары, их стремительный темп похож на барабанную дробь. Падение и барабанная дробь набирают бешеный темп, превращаясь в мощные раскаты грома, в конце концов взрывающие границы сознания.

( Читать дальше )

Признаюсь, самый страшный фильм, который я смотрел - это английский сериал "Джейн Эйр" (1983), что в средние восьмидесятые шел по общему телевизору.
Мне тогда было лет пять, и история опутывания маленькой девочки ядовитой социальной паутиной разворачивалась, наверное, в чрезмерной близости от ума и сердца. С экрана валил тотальный ужас. Я начал бояться темноты, мне снились кошмары, но оторваться было невозможно. Задним умом понятно, что это была неплохая подготовка перед предстоящим опутыванием. Чем отличается наша жизнь от готического романа? Ничем, тот же беспросветный тотальный террор. Ну разве, Красная комната обклеена обоями в цветочек.

Мне хотелось бы узнать историю "Безумной женщины с чердака", "жены Хозяина", чей нарратив наглухо вытеснен ненадежным рассказчиком - самой Джейн Эйр. Понятно, что история, рассказанная Джейн Эйр под конец книги - это влюбленный взгляд, жестоко вычитающий из человека потерянные руку и глаз. Но ведь этот вычтенный глаз тоже видел что-то свое.
В общем, я бы прочитал историю "Джейн Эйр", написанную от лица "ведьмы Запада".
- Кто на самом деле поджег дом?

Вот у нас в Украине у представителей рефлективного класса заведено из раза в раз переживать любые выборы как Катастрофу, с большой буквы.

Причем, сценарий реагирования на Катастрофу - это совсем не коллективный электоральный психоз, предусматривающий в качестве выхода из состояния какую-то продуктивную деятельность ("Построить Убежище", "Убить Дракона", "Позаимствовать Трактор", ...), а коллективный эпилептический припадок:

- Аура в виде нарастающего раздражения при виде политической агитации.
- Потом сам припадок - "Большой Выборный Плач" - конвульсивное гласное переживание будущего волеизъявления с проклятьями в адрес обывателей и особенно политиков ("продажные твари").
- Пик, кратковременная потеря сознания - в этот момент представитель рефлективного класса голосует.
- Отходняк - "Малый Выборный Плач" - со временем затихающая ругань в адрес политиков и особенно обывателей ("быдло").

Понятно, что красота оформления Плача зависит от мастерства представителя рефлективного класса: "Продажные твари регионалы делают ставку на быдло". "Украинцы такое быдло, что даже не проголосовали за Королевскую". "Наше донбасское быдло такое продажное быдло, что даже не дало коммунистам взять 30%".
---
Тем временем, выборы были отличные. И парламент получился на загляденье: с мажоритаркой, боксером, Ляшко и свободовцами. Мне нравится. А кому не нравится - ну включайте уже психоз, что ли.

Посмотрел, наконец, клип про гангнам-стайл и преисполнился уважения.
Настоящий гимн возрастающей мощи Дальнего Востока, слова ясны и без перевода: "к нам пришли большие деньги, мы стали без пяти минут центром мира, теперь можно все".
И то, что нам, жителям периферии, сейчас кажется глупой бесвкусицей, завтра станет каноном. Все серьезно.

Давно не испытывал такого щенячьего восторга от похода в кинотеатр.
Когда в середине фильма называют имя одного из ключевых персонажей, хочется щипать за что там положено в отечественной традиции управляемого сновидения (и изучать запястья) - ну неужели, не может быть, такой уверенный поворот в изящнейший из римейков все времен! А оказывается, может - и дальше до самого конца, до самого правильного из концов, заодно отчерчивая (вочеловечивая) финал первоисточника. 
(Извините, это я уже деградировал настолько, что стал главным потребителем голливудских блокбастеров - в следующий раз, перед походом в кинотеатр подумайте, стоит ли смотреть кино, которое снимают для меня, да еще и режиссеры, чьи первые фильмы были во всех отношениях прекрасны. Кстати, Нолан автору этой ленты проигрывает по всем статьям)  
---

Фотография не имеет никакого отношения к тексту, просто я сделал ее телефоном в Краснодоне, она мне нравится и я оставлю ее здесь. Это души убитых молодогвардейцев.

Острое чувство жалости к тем, кто на улице, в маршрутке, в окне киоска, в прямоугольнике остановки, спускается навстречу по ступенькам, сидит на сломанной карусели, едет мимо в автомобиле, отражается тенью, стоит напротив, говорит по телефону.
Общая, аккуратно вылитая на каждого из специальной мерной чашки беда.
Прячься от нее за железной дверью, за сказками, за хорошими вещами, заграницей, за плохими делами, не суй носа, не смотри в зеркало.

Гоббс представлял Левиафана человекоподобным.
С предъявления такого образа Левиафана читателям начинается его книга. Меня это поразило. А как же зверь, восстающий из глубин, как же любезный нам образ чудовища? Муравейник же не похож на муравья, так почему же..?
Казалось, что, несмотря на приведенное там же почти антропное обоснование, Гоббс делает реверанс обстоятельствам времени-места написания текста. Что сообразность Левиафана человеку - защита от возможных обвинений в очернительстве, в "посягновении на неконституционный строй".
А потом я случайно прочитал по ссылкам ссылок о "Единственном" Штирнера и кое-что понял - точнее, думаю, что смог прочитать то, что Гоббс написал открытым текстом.
Штирнер (тут я полагаюсь на совесть интерпретаторов вроде Свасьяна и свою удачу) провозглашает "высший эгоизм". "Единственный" человек является конструктором вселенной и главным за нее ответчиком, фактически, несущим небесный свод атлантом - исключительно потому что такое положение вещей возвышает его в собственных глазах. Мир держится на "мышечной радости" субъекта и существует потому, что у субъекта есть желание чувствовать вес мира на своих плечах.
Если вернуться к Гоббсу через призму Штирнера, предпосылкой к всплытию Левиафана является эгоизм каждой из единиц, ведущих "войну всех против всех" - примитивный эгоизм, базирующийся на разрушительных страстях и страхе. Чем зверинее эгоизм единиц, чем меньше в нем мотивов высшего эгоистическогопорядка (альтруизм - тоже разновидность эгоизма, мне просто нравится получать удовольствие от "помощи несуществующим другим"), тем суровее Левиафан. Тем больше в нем репрессивного - доминирует коллективное желание "человека порочного" ограничить, упромыслить себе подобных, посадить свое отражение в клетку. Легко себе представить тюрьму, управляемую заключенными. Тюрьму, из которой нельзя, не по понятиям выйти по УДО. Да, собственно, чего там представлять? А вы попрробуйте представить мир, сконструированный волей высшего, очищенного от страха эгоизма.

Я - альфа и омега. Во мне, как в ядре клетки, содержится потенциально развертываемый и реально разворачивающийся во времени и пространстве мир.
И левиафан, вот этот вот, маленький, с януковичем - это тоже я.

Вспомнил, как в начале 90-х выпускали кучу книг по блокбастерам из видеосалонов. Писали их русскоязычные авторы под англоязычными псевдонимами.
И была там, в этом моем детстве, трилогия "Чужой". Первые две части более менее соответствовали сюжету фильмов, а в третьей (третий фильм тогда еще не вышел)  - третью ее автор написал целиком от себя.
В последней части трилогии лейтенанта Рипли спасали хорошие разумные чужие (на самом деле, объяснили они ей, sorry, та нехорошая Королева была сумасшедшей изгнанницей), ксеноморфы привезли ее на свою планету, а она им родила ребеночка, а тот стал самым замечательным вундеркиндом и еще в итоге всех-всех-всех спас, вообще всех.

Потом вышел третий фильм, потом четвертый, потом эти убогие мэшапы, теперь вот "Прометей".  
И, знаете, вот почему-то именно после "Прометея" (хотя, казалось бы), мне стало окончательно ясно, что на хорошую планету лейтенант Рипли уже не попадет никогда.